Защитник Монолита - Страница 62

Егор промолчал, старые воспоминания о той прошедшей жизни горьким комом, даже не за себя и не за свое, а за то как жил их пьяный двор, как жили замученные женщины, пьющие и оскотинившиеся мужчины и грязные, потрепанные дети. Как вся страна некогда большая и Великая называвшаяся Союзом и первая покорившая космос, в один прекрасный миг не смогла прокормить себя и хлеб, молоко и прочее было по талонам, а колбасы и мяса вообще невозможно было найти. И пусть это было его совсем юным воспоминанием, вся дальнейшая жизнь так и продолжала вестись в борьбе за эти минимальные блага. Между тем, гость, читая мысли сталкера продолжил:

— Вас всю жизнь учили и готовили к борьбе и страху, это выгодно. И все что ты видел внутри периметра, все создано на основе вашего представлении и жизни, все есть борьба и страх. — гость сделал паузу. — Но ты Сталкер. — сказал он, выделяя последнее слово, которое теперь зазвучало твердо и сильно, словно обрело новое значение, отличное от образа крадущегося в тени человека. — Ты тот, кто понял, что тут в Зоне не твои страхи и ты можешь не бороться с тем что видишь, если хочешь получить что-то кроме борьбы. Зона — большое зеркало Большой Земли. Борьба здесь бесполезна, невозможно задушить свое отражение. Сюда идут люди считая себя сильными и достойными, но встречаются только со своим отражением, обычно жадным, убогим и беспомощным. И будучи не в состоянии запугать или воздействовать силой на то, что вы сами создали, вы люди ломаетесь как картонные домики, так и не поняв причины вдруг появившейся слабости.

— Я знаю — тихо ответил сталкер, ему почему-то стало все понятно и одновременно стыдно за людей слепо пересекающих периметр. Такие простые слова свободно исходившие от собеседника не вызывали ни желания спорить ни защищаться, да и наверное сам Бобр уже слишком отличался от человека с Большой земли, чтобы видеть смысл в споре.

— Ваши радости непродолжительны. И чем больше в вас страха тем короче ваша радость за что бы то ни было.

— Это так. — Еще тише ответил сталкер, смотря в землю.

— Я могу продолжать бесконечно, показывая вам вашу историю, которая приведет вас туда же куда приводит себя человек в Зоне. — Гость сделал паузу.

Птицы безмятежно переливавшиеся голосами запели еще радостнее, но на фоне этого пения сердце сталкера вдруг ощутило всю грусть собеседника за них, за людей. За людей бредущих как правило вслепую в невидимые аномалии отмахиваясь от кричащего во весь голос инстинкта самосохранения, за людей идущих с оружием наперевес в радиоактивных порожденных ими самими развалинах, за людей привыкших видеть во всем угрозу собственной безопасности и получающих то что видят. Гость сейчас как будто следил тысячами глаз за всеми двуногими в его пределах, понимая их безрассудство и несмотря ни на что отвагу.

— Но ты сталкер не в ответе. Никто не в ответе и одновременно все, ты не единственный кто может понять это здесь, и свернуть с битой дороги в пропасть. Я могу передать знания Хозяев, знания многих других людей и дать смелость с этим знанием жить. Ты хочешь этого?

— Да. — тихо ответил сталкер, чувствуя что его ответ гораздо более серьезен чем простое соглашение.

— Ты пришел за этим в Зону, ты искал ответы на свои вопросы, и теперь я могу дать то зачем ты пришел. Ты пресытился тем миром там, на Большой земле, ты ищешь нового мира, именно поэтому ты пришел сюда. Это так?

Егор опустил взгляд, нечто жгучее рвалось из него наружу, словно его собеседник разгреб ладонями серую землю и нашел в нем в сталкере закованный железными лентами сундук и теперь спрашивает у него, глядя ему в глаза, стоит ли открывать найденное?

— Теперь ты совершенно другой человек и ты нашел тот другой мир, но ирония человека в том, что чего бы он ни достиг, это не может удовлетворить его надолго. Пойми это. Тот мир, который ты нашел, уже не устроит тебя, таков ты сталкер. Теперь ты хочешь строить свой собственный, таким, каким его видишь ты. Вопрос только в том, каким его видишь ты.

— Почему я должен что-то строить?

— Ты ничего не должен делать, ты ничего не должен иметь, и ты никем не должен быть, кроме того чем ты являешься именно сейчас. Не за этим ли приходят сюда люди? — гость снова дал минуту сталкеру на раздумье. Из короткой травы выскочил серо-зеленый кузнечик и запрыгнув сначала на «стол», затем на колено сталкера уставился на него своими фосеточными глазами. — Не это ли вы называете свободой? Быть тем, кем ты являешься, и быть свободным в своих проявлениях? Бери, я дарю это тебе, хотя это всегда было с тобой и с каждым человеком, с каждым человеком всегда была его свобода. Там на Большой земле вы отдаете свою свободу ради безопасности, выживания, но истинную свободу без примесей сожаления, страха и опасений вы почему-то вспоминаете это именно тут, когда кончается последний патрон, когда кончается вода и припасы, когда вы наконец лишаете себя всех принесенных с собою условностей и становитесь нагими передо мной. И тогда ни один из вас не умирает, тогда каждый получает то, что он хочет.

Егор сидел, раскрыв рот, глядя на себя самого, не в силах найти слов для ответа. То, что он искал, то что его собеседник нашел в нем для него самого наконец-то было сформулировано, и ларец за семью печатями распахнулся и истлел в мгновение ока, оставив одно единственное слово. Свобода. Свобода с самого начала, с самого рождения. «…ничего не должен делать, …ничего не должен иметь, … никем не должен быть, кроме того чем ты являешься именно сейчас». Это чистая Зона, это чистое отражение сути Зоны — сути Человека.